Вчера около половины одиннадцатого ночи на меня напала чёрная меланхолия.
Она проявилась опять под действием обычного фактора, когда толпа людей идёт гулять, а я от неё отрываюсь и еду домой ради того, чтобы вставь в семь, приехать на другой конец Москвы и сидеть два часа, не утруждая себя ничем. Я ехала в троллейбусе и то улыбалась - здорово, когда радует просто возможность поставить ногу не на пол, а в какую-то выемку, - и то думала о мрачном.
О том, что времени всё меньше и меньше, и от этого нещадно проёбанные майские вызывают горький вкус похмелья, о том, что приходится дела насущные откладывать на подальше при полном нежелании того.
О том, что я люблю больше всего на свете книги и поезда, и я не смогу, как очень хотелось, вскочить в поезд во вторые майские, а книги не читаются, а скорее просачиваются, и как же это грустно.
О том, что желание счастья может обернуться несчастьем и чудовищной ошибкой.
О том, что пощёлкивающий троллейбус, вроде того, в котором я ехала, скоро уберут, ну, или так говорят. Как уберут монорельс. Как уберут шестой роддом. Как уберут ещё кучу вещей. Как исчезло или исчезает то, что было мне дорого - вроде щёлкающих троллейбусов, или ночных прогулок, или глупостей раз в неделю. Мы замечаем исчезновение только того, чем дорожим, или только то может стать дорогим, что исчезает?
О том, что тошно от людей, что хочется забиться в свой уголок и сидеть, как это происходит сегодня. Я вообще сейчас невыносима, по-моему, при разговоре со мной хочется выбить мне мозги или хотя бы стукнуть меня.
О том, как я стала кузнецом своего несчастья и какую тошнотворную жизнь себе сотворила.
О том, что это просто невероятная меланхолия, которую очень любят живописать осенью, а она подползла ко мне ближе к лету, потому что душевным терзаниям на сезону абсолютно пофигу, несчастным, как и счастливым, можно быть в любую минуту.
Об всяком таком, что никогда не придёт в голову человеку, если он чем-то занят. Делом, бездельем, счастьем, несчастьем, беспокойством или чем там ещё.
А я поймалась в момент созерцательного опустошения. Ну и всё.
И, что самое мерзкое, нет ничего, за что бы зацепиться. Послание в сеть, мол, прогуляйте меня кто-нибудь, без ответа, разве что пригласили в ебеня, куда я не поеду, потому что надо вставать в 7 утра, тащиться через всю Москву и сидеть, не занимаясь ничем.
Зато я отнесла документы в ординатурку и написала конспект на вопросы к вступительному экзамену туда ж. Я молодечик.